Мсье Ибрагим и цветы Корана. Страница 3

— Эй! — Бац: улыбка! — Поднимемся?

— Тебе шестнадцать-то есть?

— Да мне уже давно шестнадцать!

Бац: улыбка!

Мы поднимаемся.

А после, уже одеваясь, я рассказываю ей, что я журналист и пишу толстую книгу о проститутках…

Бац: улыбка!

…и что мне нужно, чтобы она немножко рассказала мне о своей жизни, если, конечно, это несложно.

— Ты что, правда журналист?

Бац: улыбка!

— Ага, ну, в общем, учусь на журналиста.

Она говорит со мной. Я гляжу, как тихо приподнимается ее грудь, когда она воодушевляется. Не смею в это поверить. Женщина говорит со мной. Женщина. Улыбка. Она говорит. Улыбка Говорит.

Вечером, когда отец приходит с работы, я, как обычно, помогаю ему снять пальто и встаю перед ним так, чтобы на меня падал свет и он меня видел.

— Ужин готов.

Бац: улыбка!

Он удивленно на меня смотрит. Я продолжаю улыбаться. Под вечер это довольно утомительно, но мне удается.

— Ты явно что-то напакостил.

И тут улыбка исчезает.

Но я не отчаиваюсь. За десертом я пробую еще раз.

Бац: улыбка!

Он смотрит на меня в упор, явно чем-то обеспокоенный.

— Подойди! — велит он мне.

Я чувствую, что моя улыбка побеждает. Готово, еще одна жертва. Я подхожу. Может, он хочет меня поцеловать? Однажды он сказал мне, что Пополь очень любил его целовать, он был очень ласковым мальчиком. Может быть, Пополь с рождения усек этот трюк с улыбкой? Или же моя мама успела его этому научить.

Я подошел и встал вплотную к отцовскому плечу. Его ресницы подрагивают. Я по-прежнему улыбаюсь во весь рот.

— Нужно будет поставить тебе брекет-систему. Я и не замечал, что у тебя зубы торчат вперед.

С того самого вечера я и стал навещать мсье Ибрагима по вечерам, попозже когда отец ложился спать.

— Я сам виноват, если бы я был как Пополь, отцу было бы легче меня полюбить.

— Да что ты об этом знаешь? Пополь уехал.

— Ну и что?

— Да может, оказалось бы, что он просто не переваривает твоего отца.

— Вы так думаете?

— Он уехал. Это ведь о чем-то говорит?

Мсье Ибрагим дал мне кучу мелочи, чтобы выкладывать столбики. Это меня немного успокоило.

— А вы знали Пополя? Мсье Ибрагим, вы знали Пополя? И как он вам показался?

Он резко закрыл кассу, словно боясь, что она вдруг заговорит.

— Момо, я скажу тебе одно: ты мне нравишься в сто, в тысячу раз больше, чем Пополь.

— Вот как?

Я был страшно доволен, но не хотел этого показывать. Я сжал кулаки и слегка огрызнулся. Надо же защищать собственную семью.

— Полегче, я не позволю вам говорить гадости о моем брате. Что вы имеете против Пополя?

— Он был очень хорош, Пополь, очень хорош. Но я предпочитаю Момо, уж извини.

Я проявил великодушие и простил его.

Неделей позже мсье Ибрагим направил меня к своему другу, зубному врачу с улицы Бабочек. У мсье Ибрагима в самом деле огромные связи. А на следующий день он сказал мне:

— Момо, улыбайся не так широко, этого будет достаточно. Да нет, я шучу… Мой друг заверил меня, что твои зубы вовсе не нужно выправлять. — Он склонился ко мне, его глаза смеялись. — Только представь: заявляешься на Райскую улицу с этими железяками во рту — кто тогда поверит, что тебе уже шестнадцать?

Тут он меня просто сразил наповал. Так что я сам попросил немного мелочи, чтобы прийти в себя.

— Мсье Ибрагим, откуда вам все это известно?

— Я ничего не знаю. Я знаю лишь то, что написано в моем Коране.

Я сложил еще несколько столбиков из монет.

— Момо, это неплохо — ходить к профессионалкам. Первые разы надо всегда обращаться к профессионалкам, женщинам, которые хорошо знают свое дело. Позже, когда к этому начнут примешиваться всякие сложности, чувства, тогда ты сможешь довольствоваться любительницами.

Я перевел дух.

— А вы сами иногда туда ходите, на Райскую улицу?

— Рай открыт для всех.

— Ну вы и заливаете, мсье Ибрагим! Не будете же вы утверждать, что в вашем возрасте вы все еще туда захаживаете!

— Почему? Это что — только для несовершеннолетних?

Тут до меня дошло, что сморозил глупость.

— Момо, что скажешь, если мы с тобой пойдем прогуляемся?

— А вы что, мсье Ибрагим, иногда ходите пешком?

Ну вот, еще одна глупость. Тогда я широко улыбнулся:

— Да нет, я хотел сказать, что всегда видел вас только здесь сидящим на этом табурете.

Но все равно я был чертовски доволен.

На следующий день мсье Ибрагим направился со мной в Париж, в красивый, как на открытке, Париж туристов. Мы прошлись вдоль Сены, которая на самом деле не совсем прямая.

— Смотри, Момо, Сена обожает мосты, она словно женщина, что без ума от браслетов.

Потом мы прогулялись по садам на Елисейских Полях, там, где театры и представления марионеток. Потом по улице Фобур Сент-Оноре, где было полно магазинов известных марок: «Ланвен», «Гермес», «Ив Сен-Лоран», «Карден»… Было смешно глядеть на эти огромные и пустые бутики и сравнивать их с бакалейной лавочкой мсье Ибрагима: по размеру она была не больше ванной, но там яблоку негде упасть, от пола до потолка — сплошные стеллажи в три ряда, до отказа забитые товарами первой, второй… и даже третьей необходимости.

— С ума сойти, мсье Ибрагим, как бедны витрины богачей. Да там и внутри ничего нет.

— Это и есть люкс, Момо: на витрине пустота, в магазине пустота, все сосредоточено на ценнике.

Мы завершили прогулку во внутреннем саду Пале-Рояля, где мсье Ибрагим угостил меня свежевыжатым лимонным соком, а сам вновь обрел свою легендарную неподвижность, усевшись у барной стойки и неспешно потягивая анисовый ликер.

— Должно быть, классно жить в Париже.

— Момо, но ведь ты живешь в Париже.

— Нет, я живу на Голубой улице.

Я смотрел, как он смакует свой анисовый ликер.

— Я думал, что мусульмане не употребляют алкоголь.

— Да, но я суфит.

Ну, тут я понял, что продолжать бестактно, что мсье Ибрагиму не хочется говорить о своей болезни — в конце концов, он имеет на это право; на обратном пути я молчал до самой Голубой улицы.

Вечером я открыл отцовский словарь «Ларусс». Должно быть, я и вправду беспокоился о здоровье мсье Ибрагима, потому что, по правде сказать, словари всегда меня разочаровывали.

«Суфизм — мистическое направление ислама, возникшее в VIII веке. В противоположность правоверному исламу он уделяет особое внимание внутренней религии».

Ну вот опять! Словари хорошо объясняют только те слова, которые и так известны.

Во всяком случае, суфизм не был болезнью, и это меня уже немного успокоило; это образ мыслей — хотя мсье Ибрагим любил повторять, что попадаются такие образы мыслей, что сродни болезни. Тут я пустился по словарному следу, пытаясь уразуметь смысл всех слов определения. В общем, выходило, что мсье Ибрагим со своим анисовым ликером верил в бога по-мусульмански, но вроде как в контрабандной манере, так как делал это «в противоположность правоверному исламу», и это добавило мне хлопот… так как если правоверность состояла в «заботе о том, чтобы строго соблюдать закон», как утверждали люди из словаря… это в сущности означало очень обидную вещь, то есть что мсье Ибрагим был непорядочным, а следовательно, его компания мне совсем не подходила. Но с другой стороны, если соблюдать закон означало держаться как адвокат или как мой отец с его посеревшим лицом и нашим тоскливым домом, то я предпочел бы отступить от правоверного ислама заодно с мсье Ибрагимом. А еще люди из словаря добавляли, что суфизм был создан двумя древними парнями, которых звали Аль-Халладж и Аль-Газали — с такими именами им впору ночевать в мансардах в глубине двора — во всяком случае, здесь, на Голубой улице; и еще они уточняли, что суфизм — внутренняя религия, а мсье Ибрагим по сравнению со всеми евреями с нашей улицы, уж точно, был сама сдержанность. За ужином я не мог удержаться, чтобы не засыпать вопросами отца, поглощавшего баранье рагу, точно это собачий корм «Роял Канин».